nostalgic
sova1509 взбаламутило. Моя мама, дитя войны (ныне, к несчастию, покойная), со старыми, отжившими свой век вещами всегда расставалась с большим трудом. Вспоминается ею же рассказанный эпизод, как они с отцом моим собирались в гости, и мама, перерыв свой скромный гардероб, выудила блузку, которую носила редко. Отец мой ей сказал: «Вот ничего кофтёнка, что-то редко носишь…» «Да потому что не люблю ее», – сказала мама. «А раз не любишь, что ж не выкинешь?» (Мой папа был в войну почти подростком, но отношение к вещам у него было, наверное, вызвано его характером, нежели условиями быта.) «Тебе бы только выкидывать всё! – мама рассердилась. – А ведь донашивать-то надо!»
Отец долго над этим ржал. Над словом «донашивать».
Девять лет назад после маминого ухода я провела несколько недель в ее квартире, сортируя вещи, которые ждали своего «донашивания». Там были не только блузки, юбки, платья, туфли или пальто, утрамбованные в шкафы и ниши. Там были флаконы духов, подаренных ею… наверное, еще моим отцом, с десятком капель на донышках; тюбики с почти использованной помадой, огрызки карандашей – и для бровей, и для рисования. Там были кастрюли, внутри которых облупилась эмаль так, что в них было бы вредно готовить пищу, то можно было бы хранить манку или сахар, например. Там были все (ВСЕ!) полиэтиленовые пакеты из английских супермаркетов, в которые я заворачивала для нее свои подарки в бандеролях. Про пустые банки в двух больших шкафах на балконе и в бабушкином сундуке на лестничной площадке я говорила уже? Нет? Отдельная история. Про старые конверты, открытки (подписанные и совершенно чистые), чеки, квитанции аж с одна тысяча девятьсот шестьдесят… – вообще молчу. Но, пожалуй, стоит упомянуть жестяную банку из под кофе, в котором я нашла ассортимент болтов, гвоздей и гаек, а также скобочек и железяк непонятного мне назначения. Банка стояла на подоконнике на кухне.
Когда в начале января нынешнего года я в очередной раз решила начать новую жизнь (ну, вы знаете, это в которой «зарядка, работа,
То полотенце, как вы понимаете, было не простое. Но и не золотое. Махровое и очень, очень ветхое, затертое до дыр и давно утратившее яркость когда-то алой розы с зеленым листиком. Кто-то моей маме это полотенце подарил (возможно, мой отец), и до того, как я родилась, она использовала его лишь как яркий элемент для интерьера, горделиво накидывая его на взбитые подушки на кровати. И все, кто к ней в гости приходил, говорили: «Ах, какое полотенце-то у вас красивое!» А потом я родилась. И меня купали и оборачивали в это полотенце. А потом я выросла и уехала жить в Юкей. Зачем вот это полотенце забрала с собой – убей-не знаю. Я не вытираюсь им … ну, в общем, очень много лет, полотенец у меня и так до хрена. Оно лет …дцать, как изрядно «доношенное» и так уже.
Я вытащила из-под лестницы третий мешок и, распаковав, сложила всё обратно в шифоньер. Донашивать.
Journal information