Бал. Часть 2
Я и в самом деле танцевал неуверенно. Иногда мне нравилось попрыгать чуток в ночных клубах или на армейских вечеринках, но лишь когда я был уже более чем «слегка пьян». А тут мы вроде и двигались, но будто без всякой связи со своими конечностями. Айрис сперва улыбалась мне поощрительно, а потом вдруг отделилась и начала исполнять вращения руками и всякие арабески самостоятельно. Она выглядела неуклюже и весьма неестественно, но вместе с тем трогательно и наивно. Вне сомнений, она знала о танцах á deux не более, чем я, но когда секундами позже мы нечаянно задели одну пару, мужчина вдруг развернулся с улыбкой, крепко обхватил Айрис — и она слилась с ним в едином порыве, оба уплыли в безукоризненном унисоне. Обескураженная его поступком партнерша не нашла иного выхода, кроме как улыбнуться мне, и мы с нею тоже стали вращаться некоторым образом. Я понимал, что этот танец выигрывал поединок со мной и его победа, на чем бы она ни основывалась, уже стала необратимой.
Оркестр озвучил финал фанфарами. И сразу же Айрис вернулась ко мне, ее лицо излучало расслабленность и довольство. Она спросила меня что-то о моей комнате в колледже, которую еще не видела. Вспомнив о бутылке шампанского, что я купил утром и убрал в шкаф вместе с двумя фужерами, я поинтересовался, не хочет ли Айрис подняться ко мне на минутку. Она сказала, что с удовольствием. Я держал ее под руку, пока мы поднимались по каменным ступенькам, чтобы она не упала опять. В моей маленькой комнате была спартанская обстановка: кровать, кухонный шкаф, стол и деревянный стул. Был также газовый камин, который я сразу разжег. Я достал бутылку и фужеры из шкафа. Едва я поставил все это на стол, как мы слились с Айрис в объятиях.
Это показалось нам таким же естественным, как тот момент, когда я взял ее под руку на лестнице, или когда она взяла меня за руку при выходе из ее комнаты в Св. Анне. Мы так и не вернулись на танцы — просидели в моей комнате до двух ночи. Мы говорили не переставая. Я понятия не имел, что могу разговаривать с кем-либо подобным образом; уверен, что и она не знала, что тоже способна на это. Мы нескончаемо болтали, словно дети, соприкасаясь лицами. Я думал, что Айрис привыкла к общению в соответствующей манере: обдумывать, делать паузы, модифицировать фразы, взвешивать слова. Как положено говорить философу или учителю. А тут она лепетала, словно ребенок. И я тоже. Мы сидели, обнявшись, чмокались, терлись носами (я ей сказал, что мне нравился ее курносый нос), болтали без устали и словно придумывали на ходу наш собственный детский язык. Порой она смеялась, запрокинув голову, будто не верила мне; пожалуй, мы оба время от времени не верили происходящему. Ей словно не терпелось дать волю какой-то глубокой потребности, о существовании которой она раньше не подозревала — потребности избавиться не только от раздирающих разум противоречий, но и от эмоциональных страхов и запретов, от сопротивлений и ограничений взрослой любви.
Она бесконечно расспрашивала меня о моем детстве и рассказывала о своем. Она была счастливым ребенком, одинаково привязанной к обоим родителям. Я представлял, как они обожали ее, хоть и в разумных пределах. Ее отец, родившийся в Белфасте, был мелким чиновником и готовился к выходу в отставку. Его зарплата всегда была чрезвычайно скромной, и он никогда бы не смог позволить приличную школу для дочери, даже при наличии грантов, если бы не брал в долг. В этом он проявлял просто львиную храбрость, хотя всегда был предусмотрителен и благоразумен, и к ее глазам подступали слезы, когда она говорила мне о жертвах, на которые родители шли ради нее. Но уж слишком беспечным был наш разговор, чтобы томиться воспоминаниями детства. Пропитавшись его атмосферой, мы словно каким-то чудесным образом открывали себя заново друг перед другом. Вечеринка с танцами, ужин в ресторане и прочее стали казаться нелепыми взрослыми делами, которые мы оставили позади.
Мне захотелось потереться носом и губами об ее обнаженные руки. Она заставила меня снять смокинг, чтобы проделать со мной то же самое.
«Если бы мы были женаты, мы могли бы делать это все время», — заметил я весьма абсурдно.
«Мы будем делать это почти все время», — ответила она.
«Да, но если…»
Она прервала фразу и начала целовать меня по-настоящему. Мы не отрывались друг от друга довольно долго. Бутылка шампанского так и стояла на столе, неоткрытая.
Спустя много, много лет я перебирал ее рукописи и документы, искал что-то по просьбе издателя. Внутри тетради с заметками для романа обнаружились разрозненные записки; некоторые с указанными датами, на других произвольные высказывания, комментарии о книгах, философах, ее знакомых, обозначенных лишь инициалами. Несколько заметок о ее студентах тоже, и обо всем, что вдруг приходило ей в голову во время работы. Одна из записей, датированная 3 июня 1954 года, гласила: «Бал в Св. Антонии. Свалилась с лестницы и, кажется, влюбилась в Дж. Мы почти не танцевали».
John Bayley, Iris: A Memoir of Iris Murdoch, Gerald Duckwork & Co. Ltd, London, 1999. Перевод Ильфы Сидорофф ( (c) Ilfa Sidoroff, 2012-2013).
Отрывок 1: Встреча Джона и Айрис
Отрывок 2: О писательской скромности
Конспекты биографии Айрис Мердок
Да, вот еще что. Я планирую выход из ЖЖ (спасибо СУПу). Рассматриваю альтернативные варианты переносения своего блога на новый хостинг, но пока - этот же пост был опубликован на www.dreamwidth.org.
Дорогие друзья и френды. Примите мои запоздалые поздравления с Новым годом. Желаю всем крепчайшего здоровья и поменьше стресса.
Journal information