Один за другим Боги вставали с мест. Каждый почтительно жал руку Мистеру Джону, делал шаг внутрь морской раковины и всасывался в нее с легким свистом, словно джинн в бутылку. Развалившись в «летном» кресле, Мистер Джон принимал благодарность Богов с небрежностью щедрого крестного. Последним к нему приблизился Филимон. Вместо того чтобы пожать руку, он целовал ее подобострастно, льстиво смотрел в глаза и кланялся в ноги «наим-мудрейшему Д-дио Ливерио» . Мистер Джон его не торопил, давал волю чувствам наитактильнейшего.
— До встречи в п-пабе, Дио Ливерио! Я приглашаю вас с-сегодня вечером! — Филимон шагнул в раковину.
("Любовь, Конец Света и глупости всякие", глава "Вавилон".)
А я опять села в более поздний поезд. Настолько он мягкий и комфортный, что не чувствуешь, как трогается с места, не шумит, не трясет... Мое первое утро этого года в начинающемся дневном свете. Очень странные ощущения. Раньше шагала до станции, окутанная утренней тьмой, а сейчас — будто раздетая.
Заметила, что не того цвета перчатки, собралась уже в Хаммерсмите зайти в "Ти-Кей Макс" купить другие, под цвет, а все равно уж опаздывала на работу, фиг ли, но подошел к остановке номер двадцать седьмой, он идет прямо до офиса, а у меня колено и пятки... Не судьба новым перчаткам.
Работы — жуть, что в принципе хорошо. Ела рагу из курицы с грибами и рисом из забегаловки "Source". И еще много "Ферерро-Роше": Марко (мой итальянский коллега) в честь своего ДР угощал всех, такой Марко хороший. А мне надо худеть.
Journal information