
И я помолилась. И сегодня уже всё путем, в честь луны я надела желтую кофту. Гейб не любит ее. Да и, собственно, не люблю, пора выкинуть, но... Как говорила давно моя мама (ныне покойная), выросшая в суровые военные и послевоенные годы: надо донашивать ведь! В ответ на то мой отец (ныне тоже покойный), которому также не нравилась какая-то мамина кофта, ржал как конь минуть десять. А потом еще сорок минут подхихикивал: "Надо донашивать, ну уморила". Вслух папаша смеялся редко — предпочитал свои шутки отмачивать с очень серьезным лицом. Эту особенность я у него помню особо.
Краски стали вдруг ярче. Кофту взять. Она желтая, но сказать так — все равно что ничего не сказать вообще. Эта кофта желтее кучи зрелых лимонов в сезон урожая на Капри. А позавчера небо было такое... синее. Я б сказала что-нибудь про Аустерлиц, любят его вспоминать любители литературных сравнений, если бы князь Андрей думал там что-нибудь о синеве. Дело в том, что такой синевы не бывает на небе в Юкее, даже в самые ясные дни. За все двадцать два года проживания тут не помню. В Португалии небо бывает таким, видала, бывает оно таким даже на Тенерифе зимой. А в Юкее — нет. Здесь оттенки другие вообще, полутона в основном, хоть это тоже красиво.
Небо было синим-пресиним ровно десять минут. Я как раз шла в обед из Сейнсбериз, в руках продуктовый пакет — ну такой оранжевый, что в глазах рябило. И опять маму вспомнила и другую ее поговорку: "Перед смертью не надышишься". И про то еще вспомнила, что картина мира преображается вдруг, когда...
Я б не хотела умереть завтра, допустим. Или через неделю или какой-то еще краткий срок. Но почему небо такое вдруг синее, почему кофта-то желтая? Чем там Луна шутят с Землей? Может, завтра война, может, ракетой стрельнет кто-нибудь — и мы все нафиг вымрем, как мамонты? Или как дураки.
Journal information