Вошла я вчерашним утром не в тот поезд — и не пожалела. Там было просто великолепно. Неважно, что поезд был старой конструкции и, следовательно, сиденья в нем не самые мягкие. Зато в отсеке на четырех, где пассажирам в час пик приходится тереться коленями или локтями, сидел слепой. С ним лабрадор — кобель такой желтый, огромный и добрый. Я как в вагон вошла, так и обрадовалась, лабрадор — тоже. Стал хвостом бить по сиденьям в знак радости. Только я рядом не села, чтоб не мешать слепому.

Поезд стоял еще минут пять, хоть и не мой. И не трогался. Мой приходит в семь-четырнадцать, я оказалась на станции в семь-ноль-шесть, но уже знала по опыту общения, что раз стоит не мой поезд, то в него надо сесть, хоть он идет дольше: много делает остановок. Мой поезд — скорый, но когда опаздывает не мой, то мой в след за ним опоздает тоже, нигде не обгонит, будет тащиться за не моим аж до самого Лондона.

Тут вошел в поезд хромой. Крупный хромой такой, в длинном пальто кожаном, с дипломатом и крепкой тростью. Я его вижу часто, то из Лондона едем одним поездом, то наоборот. И еще мне его обгонять часто приходится: хромой в своем длинном пальто, сам высокого росту, в плечах сажень, голова — словно куб, волосатый, в очках — ходит твердо, но медленно. У него, поди, и ноги-то одной нету. Я хромого не очень люблю. Потому что на узких дорожках, что ведут от станции к поселку обгонять хромого и неловко, и неудобно. (Это вроде синонимы, но не совсем.)
Хромой вообще сам по себе. Я ни разу не видела, чтоб он говорил с кем-нибудь, или, например, извинялся. Тут извиняются все и всегда, по делу и не по делу, слово “sorry” в английском самое употребительное. А от хромого я лично ни “sorry”, ни “thank you” ни разу не слышала, ни близко, ни на расстоянии, и не замечала даже, чтоб он кивал кому головой.

А тут хромой, значит, входит, и лабрадор как начал хвостом вилять, как заведенный, словно признал своего. Чуть ли ни прыгает от восторга прямо на грудь хромому. Слепой едва его сдерживает (не хромого, а лабрадора). И хромой кладет дипломат на сиденье напротив слепого, неспешно снимает пальто длиннополое... Я только думаю: боже! Как же они все втроем-то усядутся, там и без лабрадора мужчинам таких габаритов слишком интимно должно быть. А хромой — хоть бы что! Садится, треплет лабрадора по холке, и со слепым затевает неспешный и вежливый разговор.

Поезд тронулся, а у хромого со слепым рты не закрываются, причем, очевидно, что они друг друга вообще в первый раз видят. То есть видит хромой, а слепой видеть не может, потому что слепой. И лабрадора хромой раньше тоже не видел. Зато я после их первой встречи свое отношение к хромому изменила резко: теперь он у меня в любимчиках.

Жаль, слепому и лабрадору выходить надо было всего через две остановки, но даже за время пути от нашей станции до Хай Викама я узнала, что у хромого четыре спаниеля, живут в вольере (а кошки дома), и он с ними работает. Что это значит на языке собачников, я не в курсе, ибо у меня-то собаки нет вроде (если не считать Боски – см. фото). Зато у меня Тиба есть, вот она, моя прелесть, выспалась только что, слезла с кровати, идет ко мне, коготками по полу – цок-цок, сейчас опять начнет требовать, чтобы ее сопроводили на кухню и накормили как следует.

P.S. Лабрадор на фотографии — другой лабрадор и вообще это сука. С нею рядом — старшынький, ни к слепому, ни к хромому он отношения не имеет, и слава богу. Фотография на случай — для тех, кто не в курсе, как выглядят лабрадоры. Фотографии вчерашних пассажиров у меня, к сожалению, нет.