
- Заболеть. Болеть вообще не люблю, не приветствую никаких простуд даже как шанс отдохнуть от работы, отлынить, поваляться в кроватке денек-другой. COVID-19 вызывает температуру, а температура у меня – тошноту и рвоту, хуже ее ничего для меня нет, я такой страшно-несчастной становлюсь всегда.
– Боюсь того, что заболеет Гейб. С ним тоже – что ни простуда, то пizdeц в доме на несколько суток.
– Умереть. Нет, самой смерти как таковой я вообще не боюсь, да и как говорила уже, будет легче, наверное, и быстрее, во всяком случае, умереть от коронавируса, нежели от онкологии или от деменции (ТТТ). Но и тут сразу-то не умрешь все же, наверное, а мысль будет сидеть в больной голове: умру или нет? Больше всего в этом пункте боюсь представить, что Гейбу придется меня хоронить – он-то как с этим справится?
– Что если умрет Гейб? С философских позиций понятно, конечно, что кому-то из нас придется уйти рано или поздно, но вот здесь и сейчас (или, скажем, скоро) не готова я к этому повороту судьбы.
– Фак, что если мы оба откинем коньки? Что станет с Джинджей и Бусей?..
– А вдруг COVID-19 пойдет в разгул и по России, и мне уже будет не защитить ни тещу брата, ни свою свекровь от тех, кто легкомысленно относится там к карантину? Пусть они старые, терять их, возможно, придется раньше, чем самой умирать, но ведь в этом конкретном случае ни приехать на похороны, ни прибыть туда вовремя, чтобы обнять других близких, для которых утрата будет куда тяжелее моей.
Едва я успокоилась, заручившись словами родных россиян, поверивших все же, что коронавирус – не выдумка СМИ и не обычный какой-нибудь грипп, а весьма страшная штука, как вдруг выявился ни с того ни с сего новый пласт безответственных – наши британские старики.
Уже очевидным стало, что коронавирус будто специально изобрели, чтобы пенсионные фонды возрадовались, и Боря-наш-Джонсон открытым текстом предупредил: многим семьям придется хоронить своих близких раньше времени. Он имел в виду, что хоронить будут старых, конечно, тех, кто уже живет вроде как и без того уже дольше приличного возраста. Но чтобы избежать катастрофического количества смертей, решило правительство наше принять такую меру, как карантин для всех, кому за семьдесят. Три месяца (или четыре?) им из дому не выходить, контакты с родными-близкими по телефону и интернету, доставка лекарств и продуктов специальными службами. Крутая мера, но что же делать: а ля гер ком а ля гер… Авось большинство из них не заразятся, не придется все койко-места в больницах занимать стариками одними и не дай бог, от кого-то отказываться ввиду большого количества пациентов и недостатка вентиляционных аппаратов.
И как среагировали на это британские старики? А вот как: человек десять тех кому явно за восемьдесят, попалось вчера мне, по пути (обычно пустынному) до станции до дому: выползли, как медведи из берлоги на мартовские лучи, гуляли себе, как ни в чем ни бывало, кое-кто из них даже копался в цветочных клумбах возле домов своих. С кумой Светой общаюсь в Вотсапе: у них в Тонбридже нынче тоже гуляние массовое стариков: в магазины двинули шопиться, все столики во всех кафе заняты пожилыми людьми. Как с ума сошли, будто внушили себе, что перед смертью не надышишься. Светины свекровь со свекром, которым тоже за восемьдесят, на решение правительства так среагировали: еще не хватало чего! Только правительство им не приказывало из дому не выходить! Интересно, они уже договорились со своими детьми и внуками, чтобы те их, в случае чего, с легкой душой похоронили? Если, в случае локдауна, и не устроят им никаких похорон? Кто-нибудь из всех этих гулён уже подписал добровольное соглашение, чтобы их, если что, не везли в больницы, не подключали к искусственной вентиляции, а дали спокойненько помереть под музыку Шуберта или под хиты психоделических 60-х? Потому что ведь, если придет их черед через день-другой, через неделю – и повезут их на скорой в казенный дом, и умрет кто-то там в одиночестве, в муках, без родных у постели, и пока на ней очередной труп остывает, помрет кто-то другой, кто хотел бы жить, но на всех-то не хватит коек, не говоря уже об вентиляционных аппаратах.
Очень переживала я о 85-летней Мэри (бывшей студентке А. Мердок в Оксфордском St Anne’s): одна ведь живет совсем, я ей написала несколько дней назад, мол, не помочь ли хоть чем-нибудь в это нелегкое время. От Мэри ни слуху ни духу, я уж думала – всё, сгинула старушка на фронтах третьей мировой. И вдруг – чудо! Мэри явилась, словно святая, воскресшая из отпетых: завтра похороны, но не ее, а древней подруги, и потому не писала мне до сих пор, что ей было не до того, сочиняла элегию. Записала ее в файле Word, а тот взял да не сохранил ничего в последней версии. Как же Мэри выступить Мэри на похоронах, где будет так много присутствующих? Может, я помогу советом компьютерным, а уж встретимся мы с нею как-нибудь после этих похорон, сходим на выставку в Британский Музей, или куда еще… Будто выдуман коронавирус, будто все факты ей дают лишний шанс прожить еще кучу времени, а не наоборот...
Старики обнаглели.
Journal information