Мужики вкатили на лужайку несколько машин: для инвентаря, для веток, для переработки в опилки, для самих опилков. И это второе воспоминание всколыхнуло: из детства, когда осенью каждого года к нашему дому привозили машину дров, вернее бревен, которые вначале требовалось распилить, затем расколоть, а потом упаковать ими “дровяник”. В одну из сентябрьских-октябрьских суббот съезжались в бабушкин дом ее зятья и другие помощники, шло веселое мероприятие. Я так любила те дни, когда возвращалась из школы под желтыми липами вдоль улицы Краснофлотской, издалека чувствуя обалденный запах опилков, дымка, поднимающегося из печной трубы, тушеного мяса с картошкой, дяди Ваниной “Примы”... Опилки, конечно, никуда не увозили на отдельном грузовике, а что делали с ними — не помню.
Стригли тут кстати лишь ивы — дубы не трогали. Молодые дубы еще, 13-лет назад они были хилыми ростками-заморышами, а сейчас на их ветках можно раскачиваться тем, кто считает себя обезьянами. Ближе к ночи к дубу напротив нашей двери вышел Гейб со своей пилкой, и внес свою лепту.




Journal information