
Сосед Энди Буллкин, вернувшись из Парижей, постригся и отпустил козлиную бороду, чем стал до диву похож на крайне несимпатичного Мефистофеля, но забыл французское слово про “makeover”. Соседка Би купила ему здоровущий лендровер на ибэе, и собирается пустить остаток прибыли от продажи лондонской недвижимости по ветру, занявшись бизнесом разведения кур и завещаний с затейливым вензелём. Самый противный из троих пришел к соседу Филе играть в пиратов, забрал целый пароход с пушками, флагами и парусами и отправил незатейливых полурусских ребятишек веселиться в сад.
Тем не менее, посиделки завершились вполне удачно под визитную карточку . В субботу вышеупомянутый Ося пытался всячески обдурить простодушную крёстную, внушая, что ему три года всего, а на четыре с лишним, и потому его в школу не пускают. «Не дури и показывай дневник!» - приказала я ему на правах крёстной. «Ладно, расскажу тебе, как там у нас в школе,» - снисходительно согласился Ося. «Английские школы ни к черту не годятся. Вообще у вас тут в Англии всё плохо, учительницы не целуются, а некоторые ученики – жадины и позор!» «Это ты про кого?» - поинтересовалась я, прикинувшись еще более простодушной. «Не скажу!» - Ося помолчал, но ябедничать не передумал. «Про Филю, кого же еще???» - добавил зловещим шепотом.
Гуляя по роскошным парковым угодьям поместья Стоу, где распололожена одна из престижнейших английских школ, в рядах учеников которой не возражали бы видеть своего отпрыска соседи Буллкины, если бы не 48-бедрумное шале и целующиеся французские учительницы, Ося фотографировал облупленный нос скульптуры Уильяма III. «Что случилось с носом этого героя?» - навострял учащийся Буллкин свой любознательный взор. «Отвалился, как видишь,» - образовывала его Би. «Не иначе как оттого, что слишком много уж врал Уилли-то Третий...» Ося скукожился и отошел брезгливо. «Вот прекрасная героиня!» - обнял он через минуту шею скульптуры Елезаветы I. «Носик цел и никаких lies!»
Младенцу Осеньке я пела колыбельные, меняла памперсы, кормила из бутылочки и вообще помню с момента, когда ему вряд ли исполнились сутки от роду. Четыре года, четыре месяца и чуть больше четырех дней спустя он продолжает вызывать моё умиление и восторг. Ну, врать-то он еще год назад научился, чуть позже после того, как стибрил папашкину бутылку пива и чинарик, не слишком серьёзный, впрочем, недостаток, если учесть, что его нос до сих пор на месте. Просто за ним в возрастом стали все более серьёзные грешки замечаться, и я тихонько начинаю верить, что вот... растет еще один... f-f-fотограф.

"Всё-таки," - думала я, меняя памперсы малютке Джессике в Христово Воскресение, "голубоглазые девочки намного лучше."
Journal information