Смотрела его историческое выступление на Первом Съезде Народных Депутатов в 1989 году. Снова, как 32 года назад сытые и немного сконфуженные лица в президиуме, сплошь дебильные рожи в зале Кремлевского Дворца, на трибуне — картавый, но орфоэпически великолепный Андрей Дмитриевич, кажущийся одновременно беспомощным и бесстрашным. В президиуме понимают и слышат, о чем он говорит, и от страха, что это поймут и другие,перебивают на каждом слове, отключают ему микрофон… Напрасно боятся, наверное: большинству депутатов все слова академика, словно белый шум, мысли не на его выступлении сосредоточены, а, наверное, на том, будет ли после последнего заседания еще работать буфет. Или что-то еще в этом роде.
Я помню, о чем Сахаров говорил тогда в своем выступлении, но хочу сказать не о том. А о том, что, по-видимому, подзабыла момент, после того, как ему таки прервали речь, выступил с места делегат Троицкий: “Почему мы должны слушать товарища Сахарова? Почему мы должны так-скать ему внимать?! Почему товарищу Сахарову мы разрешаем с трибуны этого съезда обращаться к народам Советского Союза, не больно ли много он берет на себя?!!”
Троицкого, безусловно, поддержали в своем большинстве прочие делегаты и лично товарищ Горбачев, который и сам не всегда дружил с ударениями в словах. Да уж, “больно много брал на себя” перед всеми злыми, тупыми, неграмотными троицкими, великий ученый, академик, лауреат Нобелевской премии мира и мудрый правозащитник. Смотришь этот клип 32-летней давности — и понимаешь, откуда что взялось. И что было всегда. И что никогда не изменится, а будет лишь набирать мощь.
Journal information