Tis the voice of the sluggard

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

У мамы и сомнений никогда не вызывало, что любая смена в пионерлагере имени Гагарина воспринималась мною как нечто особо желанное, и что ехала я туда с восторгом и такое получала от пребывания в нем удовольствие, что дай мне волю — жила бы все лето там. В действительности, лагерь этот я ненавидела, лишь каждый раз туда ехала с затаенной надеждой, что вот уж на сей раз все будет иначе: интереснее, веселее, самостоятельнее, романтичнее. Вопреки ожиданиям, каждая смена там все же оборачивалась обычным дурдомом, в котором я была вынуждена самостоятельно лишь искать какое-то спасение как от коллективных “психозов”, так и от индивидуальных психов. Романтика лагерей в положительном смысле явилась ко мне в полном обличье, но позже: когда я уже вышла из пионерского возраста. И о ней — той романтике — я может быть, расскажу еще позже, а пока вернусь все же к “Гагарину” — к своей третьей смене там.

Последовательнее, пожалуй, было бы все три смены изложить в хронологическом порядке всех событий, происшедших со мной в детстве от 9 до 11 лет, перемежая их лагерными этапами (простите за каламбур). Но раз “Остапа понесло”, так позвольте уж отчитаться обо всех сменах в “Гагарине” сразу, а прочую хронологию я потом восстановлю, как сумею.
( Collapse )

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

Отправляясь в “Гагарина” на сей раз, я гордо повязала на шею красный галстук. Представители моего поколения наверняка помнят (даже если не все в этом нынче признаются) ту особую гордость новоиспеченного члена всесоюзной пионерской организации. Никакой тут “политики”, никакого “патриотизма” — скорее, гордыня (не гордость) — осознание своей личности на более высокой ступени, по сравнению с уровнем салажат-октябрёнков, типа: я — пионерка, в четвертый класс перешла, и, значит, в лагере быть мне среди других “старшеклассников”, в “старшем” отряде — в шестом, где отдельно палаты для пацанов и девчонок, где романтически мажут зубной пастой друг друга в последнюю ночь лагерной смены. Это важно. Что может быть важнее зубной пасты, отдельных палат и пионерской организации?

Каково же было мое разочарование (и негодование!), ( Collapse )

Читать дальше

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

Посещение “параллельной реальности” оказало на всех вовлеченных неизгладимое впечатление. На Веру, наверное, больше всех: она ведь была среди нас самой младшей. То ли из-за нашего приключения в лесу, то ли она в “Гагарине” пришлась “не ко двору”, но Вера все время ревела. Просилась обратно домой.

Конечно, она скучала по маме. Это само-собой: мы все тосковали — для многих ведь это был первый в жизни отрыв от родителей, да почти сразу на месяц. А Вера такая совсем еще маленькая... Ей, может, было бы лучше в “Солнышке”, со сверстниками-восьмилетками, да и с педагогами там, кажется, повезло больше, чем в нашей “Ракете”, где и вожатая, и воспитательница, явно, не слишком любили детей. Все малыши в “Солнышке” казались со стороны такими беспечными, жизнерадостными... А в нашем отряде — куда ни глянь — одни хмурые лица. Зато мы тут с Верой, пожалуй, впервые за всю жизнь не ссорились, находясь в группе других ребятишек: большинство из которых относились к ней, как к салаге, и я своим долгом считала защищать ее постоянно. Самой мне от этого было не легче, тем более, сестра то и дело реветь начинала. И ведь не только она тосковала по дому, и мне к маме очень хотелось, но опускаться до рёва я себе не позволяла. И дерзко смеялась я вместо этого: нарочито, “демонически”, как в лесу, когда мы заблудились, — так было слезы скрывать чуточку легче.

Вера тоже стала свои скрывать от меня — понимала же, что мне ее слезы, словно нож по сердцу. Бывало, качаемся на балансире — она сидит напротив меня, а лицо отвернула, смотрит вдаль через плечо, куда взгляд, полный слез, не доставал. Может, ждала, когда там на горизонте появится, словно добрый волшебник, силуэт кого-то из наших родителей, приблизится и заберет нас домой, как с “площадки” кто-нибудь забирал год назад по вечерам. Но у родителей возможности не было каждый вечер в “Гагарина” приезжать, даже если разлука с детьми им тоже казалась нелегкой. Любой из родителей мог бы свое дитя там навестить, как только душа не вытерпит, в конце-концов, лагерь был в черте города, но им строго-настрого было велено приезжать только в “родительский день” — то есть формально один раз за всю смену. Эта формальность каждый выходной игнорировалась. В первую же субботу приехала тетя Галя и забрала Веру домой.

Это событие на меня повлияло двояко. ( Collapse )

Читать дальше

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

Первым делом она провела инвентаризацию туалетных принадлежностей: сколько “Хвойного” за смену измылила дочь, сколько зубного порошка “Жемчуг” убавилось в жестяной баночке. Заглянув в мыльницу, Аля нахмурилась: “Опять что ли не умывалась? — А затем баночку жестяную открыла и расцвела в улыбке. — Ну хоть зубы почистила от души!” Мне было совестно признаваться, что полбанки “Жемчуга” рассыпала я как-то нечаянно в лагерном умывальнике и, опасаясь, что дома влетит, едва не заплакала: “Жемчуг” был дорогим, стоил аж двадцать копеек, в то время как дома обычно меня призывали чистить зубы порошком “Детский” в пузатой картонной коробочке, он стоил четыре копейки. В девять лет я имела уже представление о ценах на вещи и о том, что у нас в семье лишних денег никогда не водилось.

В то лето, когда я уже перешла в третий класс, а Вера окончила первый, нас с нею впервые отправили в лагерь — “взаправдашний”, а не на какую-то там салажью “площадку”, откуда на ночь детей забирали домой, и где к нам относились вообще, словно к ясельникам каким-то. Во “взаправдашнем” лагере предстояло всю смену прожить “самостоятельно”: без родителей, как пионерам — совсем уже взрослым ребятам, неважно, что мы-то с сестрой были еще октябрятами. Во “взаправдашнем” лагере все “классно и суперски”: костры жгут по вечерам, песни разные учат, а затем на свой лад переделывают, вставляя смешные словечки, танцы там перед отбоем устраивают — не под баян, а под магнитофон, шейк танцуют и даже (с мальчишками!) медленный, ночь полна приключений, когда пацанов мажут пастой зубной — романтика! Обо всем этом взахлеб говорила нам Лена — двоюродная сестра, старшеклассница, уже вышедшая из пионерского возраста и потому, наверняка, нам с Верой слегка завидовала. ( Collapse )

Читать дальше

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

О своих первых летних каникулах я частично упоминала уже в одном из этих рассказов (когда бабушку положили в больницу, а маме каждый день приходилось на работу ходить). Была бы я беспризорником целое лето, да на счастье (если не на мое, то уж во всяком случае на мамино) профсоюзы и школы награждали особо отличившихся родителей (за плату, как правило, хоть и умеренную) путевками для их детей в пионерлагеря и на так называемые “площадки”.

Типичной “площадкой” было нечто среднее между пионерлагерем и… ( Collapse )

Читать дальше

После позднего субботнего завтрака — сразу в Теско. Помимо продуктов на сегодня-завтра необходимо купить запасец чистящих средств и кое-что для нашей соседки Саммер-Виолет: она в прошлый уикенд, как выяснилось, сломала ногу, как только угораздило. В понедельник ей предстоит операция. Больным детям (как, впрочем и взрослым) дарят открытки с надписями типа “Get well soon”, глянцевые журналы и виноград. Насчет винограда я не уверена, правда: как выяснилось, большинство детей фруктов не любят вообще. Зато все без исключения любят мармеладки Haribo.

В Теско я пошла сразу в кондитерский, чтобы взять большой пакет Haribo… которого я там не нашла. Всегда этих Haribo было там до хренища, а нынче лишь крошечные (разовые) пакетики по 16 грамм — на один прием даже совсем крошечному детенышу. Помимо меня ходило вдоль кондитерских стеллажей семейство: отец-негр и двое ребятишек возраста Саммер, наверное, — тоже искали хороший пакет Haribo, найти не могли. Что за хрень? Куда нормальные Харибы подевались?!

Кстати, помимо этого явного недоразумения пост-локдауновского Теско я подметила и еще одно: с цветами у них не то что-то. Обычно я покупала раз в две недели букет каких-нибудь “долгоиграющих”, которые стоят, почти не увядая, до следующего букета. Раньше букеты в Теско всегда были крайне свежими и весьма щедрыми: если гвоздики за £2.50, так по дюжине стебельков, если хризантемы за £3 — не меньше полдюжины. Любой букет из Теско прекрасно смотрелся на обеденном столе, а сейчас и поставить как будто нечего: все цветы там не первой свежести явно и не такие уж щедрые. Как пандемия могла повлиять на доставку цветов в супермаркет (либо на их упаковку) — для меня пока тайна, мраком покрытая.

Вместо хорошего пакета Haribo пришлось таки взять два хиленьких, да ассорти шоколадных плиток Heros — даже не знаю, будет ли Саммер их есть, или Астон (ее 7-летний брателло) — ну не будут, так на Хеллоуин приберегут. Дареному коню, как говорится… Журнальчик выбрала для нее розовый, как положено девочкам, на обложке одна из девчонок даже на Саммер похожая. И открыточку с мишкой за фунт.

( Collapse )

Раннее сентябрьское утро в Нью Йорке. Разнорабочий - эмигрант во втором поколении по имени Гюнтер в плохом настроении топает на службу.


( Collapse )

Чистила плиту, окно на кухне, мыла полы везде, кроме Гейбового кабинета. Принимала душ, готовила обед. Закончила сборку лего — теперь дело за фотоисториями по мотивам сериала Friends.
( Collapse )
Смотрели Broadchurch — 2-й эпизод 2-го сезона. Пересмотрели 1-й эпизод Fleabag.

У Павла Евгеньича засол огурцов на зиму, очередной кризис и обиды на всех.

Бусенька уже почти веселый.

Жара: я вернулась к своим экспериментам с домашним “бассейном” и короткими загораниями в саду на газоне в перерывах между работой. Сегодняшний день на третьем месте по рекордам жары в ЮК: +35 в Принцес Рисборо.

Джиндже жарко: отросла ее шерстка после последней стрижки. Я решила опять постричь, нефиг ей маяться от жары. Добровольно и с явным удовольствием, а также с пониманием всего происходящего она подставляла под мои ножницы свой животик, жопку и ляжки — но потом глянула в зеркало и обиделась. Спряталась в “домик” на сильно потрепанном “кошачьем дереве”, который с год уж, наверное, не посещала: “дерево” было куплено и установлено в тот день, когда мы котят привезли, оно давно уже не соответствует их размерам, и не выкидывали мы его лишь из-за того, что в подвесной “люльке” до недавнего времени любил поспать Буся, целиком в ней, конечно, не умещался. Так как с месяц примерно даже Буся перестал ходить в “люльку”, мы собрались таки отвезли это “дерево” завтра на свалку вместе с моим старым креслом. А вот нате-ка: Джинджа, словно почувствовала, что ее хотят лишить “собственности”. Смешная такая…

Вообще я, пожалуй, напрасно, ей приписывала лишь красоту, а ум — только Бусе. Джинджа куда умнее, чем кажется. Она также киса с “привычками”: спать ложится, к примеру, сразу после того, как ложусь я, на коврик с моей стороны кровати. Когда выключаем свет, она запрыгивает на кровать — сперва в ноги, затем ко мне на грудь, требует, чтоб я ее гладила правой рукой, а на левой она мне сосет пальчик. Только на левой руке и обязательно безымянный. По утрам она после нашего завтрака точит когти, потягивается и начинает попискивать, голосок то-ооненький, как у мышки, и совсем не такой, как у Буси: это знак папе Гейбу, чтобы тот срочно шел за стол в своей комнате. Стоит ему в свое кресло сесть — Джинджа тут как тут — на стол запрыгивает, со стола на его грудь, мордочкой ему в шею тычется и мурлычет. С минуту сидит на груди у него, затем в спальню уходит — у нее утренний сон “по расписанию”.

К пятничному обеду (сибас с картошкой, фиш-энд-чипс домашнего приготовления) откупорили новозеландский совиньон-блан 2019-го. Вещь! (Хоть я к белому вообще-то не очень, почти все для меня на один вкус, но это… Бывают приятные неожиданности, еще приятнее тем, что в жару.)
( Collapse )

Вот такая неприятная оказия — ночью вдруг пропал нюх. “Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, вот и сон тебе про сырое мясо”, — подумала я, прежде чем заснуть, хотя не засыпала довольно долго. Потеря нюха — не новый симптом для меня (из-за полипов в носу — неоперабельных: маленьких и капризных), и хоть это и раньше непременно из колеи меня выбивало, сейчас — это страх ковидом заболеть, у которого, как известно, это один из симптомов. Этот шанс я все же отринула поутру, ибо нюх в слабой форме вернулся. Пропадал он, скорее всего, из-за перемены погоды или спрей-фликсоназе я опять как-то не так использовала, или в горизонтальном положении нюх и так притупляется, я лишь этого не замечаю, потому что в таком положении, как правило, сплю. Прочих симптомов, которых бы нынче следовало бояться, вроде не обнаружилось.

На два дня “дали” жару: подкрутил кое-кто кран в небесной котельной. Сегодня терпимо: плюс двадцать семь.

Пришла бандероль: ( Collapse )