Tis the voice of the sluggard

Племянник двоюродный Ваня прислал в родственном чате фотку своей двухлетней дочурки — ходит такая забавно-важная, заложив ручку в полу комбинезончика, словно Иосиф Сталин в свой китель, по проталине — то ли в парковой зоне какой-то, то ли во дворе дома. Один кадр, другой, третий — не ребенок, а прелесть, есть чем любоваться, конечно… Только вдруг, словно гром среди ясного неба, голос старшего брата Ваниного: “Ты не видишь, что там труп лежит?! Ваня! Звони в полицию!”

Думаю, что за шутки у братьев, но гляжу зорче — на фото, действительно, ладонь трупа — слилась с фоном проталины. “Площадка поэтому первая и оттаяла, — говорит Ванин брат, — активные процессы разложения”.

Я не знаю, чем там дело у Вани закончилось, он, должно быть, звонил в полицию: если разговор продолжался, то в другом чате, а в этом все же есть дети.

М-да уж. Интересная информация к размышлению

Фото Ваниной дочки (и куска трупа с ней рядом) я тут, конечно, не выложу (по понятным причинам). Вместо этого — фото здешнее, из нашей местности. Пусть мои родственники не зазнаются, что только у них там на улицах валяются руки трупов — на наших висят целые головы.( Collapse )

Иногда мне очень хочется быть Робокопом. Выйти бронезащитой грудью прямо на правонарушителя, мчащегося на полной скорости на мотоцикле по непроезжей части, стащить его с сиденья за волоса, дать пинка — сначала по яйцам, затем по жопе, разбить нос, сломать обе ноги и одну руку, свалить это жалкий, поломанный, орущий благим матом организм в канаву. Ну и мотоцикл разломать так, чтоб его уже не починил никто, и никому не повадно было гонять на нем по непроезжей части.

Во-от откуда во мне эта затаенная склонность к садизму! От фильмов времен, в которые формировалось мое мировоззрение (ну или продолжало формироваться, все же “Робокоп” вышел на экраны советских кинотеатров, когда я была уже в возрасте, в котором мировоззрение большинства людей можно считать сформированным). Но тогда я могла все же смотреть голливудские боевики: в них имелась моральная составляющая, даже если герои были героями, а злодеи злодеями, в которых не жаль стрелять прямо по яйцам.

Жизнь в реале, однако, — не “голливуд” 35-летней давности. Хоть сто раз возомню себя “робокопом”, а “злодеи”-то — не злодеи, которых не жалко уродовать, а соседские дети. Подростки, блин! Со своими душевными травмами, с родителями, у которых до них дела нет (может было когда-то, да локдаун прикончил). Может, родители пьют беспробудно, сидят на пособии, оскорбляют друг друга, до детей дела нет — вот те и ведут себя соответственно, внимание к себе привлекают ни в чем не повинных чужих взрослых, раз своим нету дела до них. У кого-то из этих подростков мотоцикл есть (или мопед громко жужжащий), соберутся они шоблой-ёблой своей подростковой (им локдаун, естественно, похеру) — и давай по лужайке кататься, по скользкой траве, припорошенной свежим снежком, наблюдать с вызовом, как реагируют те, кто гуляет по ней с детьми малыми и собаками.

( Collapse )

И снова выпал снег на уикэнд. На сей раз густой, плотный, белый-белый, и не начал сразу же таять, как в прошлую субботу, а лег толстым слоем – на подрубленные стволы ив, на ветки дуба, на пруд перед окнами нашего дома. Да еще солнце выглянуло, а снег и таять не думает, морозит – всё, прямо как в стихотворении Пушкина.

На крыльцо вышла я, глядь – навстречу по снегу бежит Педро-младший (один из двух Педров, друзей моих португальских), за ним чуть менее спешно, но с улыбкой не менее радостной – Педро-старший (бойфренд Педра-младшего). Сто лет их не видела, они – что это, ко мне в гости что ли нагрянули? Педро-младший бежит и хохочет, он, наверное, никогда раньше снега не видел, словно даже помолодел, нет, впал в детство и, кажется, килограмм пять лишних сбросил, подстригся, побрился… И бежит вон, пухлыми щиколотками утопая в сугробах, бежит и хохочет, уже руки раскрыл для объятий… Только ведь обниматься нельзя же! Я забыла совсем: мы встречаемся нынче вечером всей компанией на социальной дистанции. Ну, событие, конечно, хорошее, только Гейбу об этом я до сих пор не сказала ни слова, оттягивала до последнего, а тут Педры сами за мною явились раньше времени… Надо бы предупредить их, чтобы сразу-то не проболтались Гейбу – с этой мыслью шагаю навстречу. Раз уж толстенький Педро-младший мчится навстречу по пруду, значит, пруд так сковало льдом, что и мне можно. Ступаю на лед, припорошенный рыхлым снегом босыми ногами – обуться-то не успела, конечно. Пруд замерз капитально, нефига себе — в хоккей играть можно со всеми Педрами.

( Collapse )

Состоялись проводы Прии онлайн. Погода сегодня не супер, хозяйственные дела, какие нашлись, я завершила к обеду, так что занять себя, кроме участия в этом “пати”, мне было решительно нечем. “Пати” длилось часа полтора, все были трезвы. Да-с, скучновато живем.



В шесть вечера я еще часа полтора видео-чатилась с Луизой и Веро. У них движуха (новая работа у Лу, намечающийся переезд в новый дом у Веро), а у меня застой. Ну и пусть. Все равно жизнь прекрасна и удивительна типо.
( Collapse )

За обедом сказала я Гейбу все, что думаю об отоваривании ваучеров его, M&Sовских. Субботние поездки в “Теско” были моим почти единственным развлечением в локдауне. И хоть раньше шоппинг я не любила вообще, но те субботы приучили меня к тому особому распорядку, в котором даже начала находить удовольствие. И так привыкла, за счет первично введенных мер по социальной дистанции, двигаться там в одном направлении вдоль всех стеллажей, что точно знала, где что лежит, и даже списков потом уже не составляла — не упускала ничего из продуктов, которые требовалось (или просто хотелось) купить. А Гейб с его дурацкими ваучерами и развлечения меня лишил теперь, и практичности. А то: ему дают ваучер на £5 — Гейб: о, это деньги! Целых пять фунтов сэкономим — и мы покупаем на шестьдесят с лишним: попробуй-ка, сосчитай, чтоб всех товаров в тележке было ровно на £50. Скидку дают на £5, конечно же, да впридачу еще один ваучер на £6 при покупке на £60! Сэнкью, мистер! Хороший такой покупатель! Лояльный наш покупатель! Приходите еще, сэр! Да и миссис с собой захватите — поможет вам сумки до дому тащить. Не забудьте лишь этот ваучер отоварить в течение двух недель, позже он не действителен. Гейб: о, £6! Целые деньги! Двух недель не проходит, конечно, прежде чем тащит он за собой в M&S свою миссис.


( Collapse )

Наконец-то я мобилизовала волю на претворение желаний в быт и кликнула мышью на сайте эппл.ком. Ровно через неделю мне должны доставить новый макбук эйр. Совершенно новый — с процессором М1, запущенным только-только в этом году. Отпраздновала это событие тем, что украсила свой “кабинет” жидкой гирляндой лампочек ЛЕД.


( Collapse )

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

У мамы и сомнений никогда не вызывало, что любая смена в пионерлагере имени Гагарина воспринималась мною как нечто особо желанное, и что ехала я туда с восторгом и такое получала от пребывания в нем удовольствие, что дай мне волю — жила бы все лето там. В действительности, лагерь этот я ненавидела, лишь каждый раз туда ехала с затаенной надеждой, что вот уж на сей раз все будет иначе: интереснее, веселее, самостоятельнее, романтичнее. Вопреки ожиданиям, каждая смена там все же оборачивалась обычным дурдомом, в котором я была вынуждена самостоятельно лишь искать какое-то спасение как от коллективных “психозов”, так и от индивидуальных психов. Романтика лагерей в положительном смысле явилась ко мне в полном обличье, но позже: когда я уже вышла из пионерского возраста. И о ней — той романтике — я может быть, расскажу еще позже, а пока вернусь все же к “Гагарину” — к своей третьей смене там.

Последовательнее, пожалуй, было бы все три смены изложить в хронологическом порядке всех событий, происшедших со мной в детстве от 9 до 11 лет, перемежая их лагерными этапами (простите за каламбур). Но раз “Остапа понесло”, так позвольте уж отчитаться обо всех сменах в “Гагарине” сразу, а прочую хронологию я потом восстановлю, как сумею.
( Collapse )

Читать дальше

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

Отправляясь в “Гагарина” на сей раз, я гордо повязала на шею красный галстук. Представители моего поколения наверняка помнят (даже если не все в этом нынче признаются) ту особую гордость новоиспеченного члена всесоюзной пионерской организации. Никакой тут “политики”, никакого “патриотизма” — скорее, гордыня (не гордость) — осознание своей личности на более высокой ступени, по сравнению с уровнем салажат-октябрёнков, типа: я — пионерка, в четвертый класс перешла, и, значит, в лагере быть мне среди других “старшеклассников”, в “старшем” отряде — в шестом, где отдельно палаты для пацанов и девчонок, где романтически мажут зубной пастой друг друга в последнюю ночь лагерной смены. Это важно. Что может быть важнее зубной пасты, отдельных палат и пионерской организации?

Каково же было мое разочарование (и негодование!), ( Collapse )

Читать дальше

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

Посещение “параллельной реальности” оказало на всех вовлеченных неизгладимое впечатление. На Веру, наверное, больше всех: она ведь была среди нас самой младшей. То ли из-за нашего приключения в лесу, то ли она в “Гагарине” пришлась “не ко двору”, но Вера все время ревела. Просилась обратно домой.

Конечно, она скучала по маме. Это само-собой: мы все тосковали — для многих ведь это был первый в жизни отрыв от родителей, да почти сразу на месяц. А Вера такая совсем еще маленькая... Ей, может, было бы лучше в “Солнышке”, со сверстниками-восьмилетками, да и с педагогами там, кажется, повезло больше, чем в нашей “Ракете”, где и вожатая, и воспитательница, явно, не слишком любили детей. Все малыши в “Солнышке” казались со стороны такими беспечными, жизнерадостными... А в нашем отряде — куда ни глянь — одни хмурые лица. Зато мы тут с Верой, пожалуй, впервые за всю жизнь не ссорились, находясь в группе других ребятишек: большинство из которых относились к ней, как к салаге, и я своим долгом считала защищать ее постоянно. Самой мне от этого было не легче, тем более, сестра то и дело реветь начинала. И ведь не только она тосковала по дому, и мне к маме очень хотелось, но опускаться до рёва я себе не позволяла. И дерзко смеялась я вместо этого: нарочито, “демонически”, как в лесу, когда мы заблудились, — так было слезы скрывать чуточку легче.

Вера тоже стала свои скрывать от меня — понимала же, что мне ее слезы, словно нож по сердцу. Бывало, качаемся на балансире — она сидит напротив меня, а лицо отвернула, смотрит вдаль через плечо, куда взгляд, полный слез, не доставал. Может, ждала, когда там на горизонте появится, словно добрый волшебник, силуэт кого-то из наших родителей, приблизится и заберет нас домой, как с “площадки” кто-нибудь забирал год назад по вечерам. Но у родителей возможности не было каждый вечер в “Гагарина” приезжать, даже если разлука с детьми им тоже казалась нелегкой. Любой из родителей мог бы свое дитя там навестить, как только душа не вытерпит, в конце-концов, лагерь был в черте города, но им строго-настрого было велено приезжать только в “родительский день” — то есть формально один раз за всю смену. Эта формальность каждый выходной игнорировалась. В первую же субботу приехала тетя Галя и забрала Веру домой.

Это событие на меня повлияло двояко. ( Collapse )

Читать дальше

Предыдущий отрывок

Начало всей саги

Первым делом она провела инвентаризацию туалетных принадлежностей: сколько “Хвойного” за смену измылила дочь, сколько зубного порошка “Жемчуг” убавилось в жестяной баночке. Заглянув в мыльницу, Аля нахмурилась: “Опять что ли не умывалась? — А затем баночку жестяную открыла и расцвела в улыбке. — Ну хоть зубы почистила от души!” Мне было совестно признаваться, что полбанки “Жемчуга” рассыпала я как-то нечаянно в лагерном умывальнике и, опасаясь, что дома влетит, едва не заплакала: “Жемчуг” был дорогим, стоил аж двадцать копеек, в то время как дома обычно меня призывали чистить зубы порошком “Детский” в пузатой картонной коробочке, он стоил четыре копейки. В девять лет я имела уже представление о ценах на вещи и о том, что у нас в семье лишних денег никогда не водилось.

В то лето, когда я уже перешла в третий класс, а Вера окончила первый, нас с нею впервые отправили в лагерь — “взаправдашний”, а не на какую-то там салажью “площадку”, откуда на ночь детей забирали домой, и где к нам относились вообще, словно к ясельникам каким-то. Во “взаправдашнем” лагере предстояло всю смену прожить “самостоятельно”: без родителей, как пионерам — совсем уже взрослым ребятам, неважно, что мы-то с сестрой были еще октябрятами. Во “взаправдашнем” лагере все “классно и суперски”: костры жгут по вечерам, песни разные учат, а затем на свой лад переделывают, вставляя смешные словечки, танцы там перед отбоем устраивают — не под баян, а под магнитофон, шейк танцуют и даже (с мальчишками!) медленный, ночь полна приключений, когда пацанов мажут пастой зубной — романтика! Обо всем этом взахлеб говорила нам Лена — двоюродная сестра, старшеклассница, уже вышедшая из пионерского возраста и потому, наверняка, нам с Верой слегка завидовала. ( Collapse )

Читать дальше