Tis the voice of the sluggard

Жара: я вернулась к своим экспериментам с домашним “бассейном” и короткими загораниями в саду на газоне в перерывах между работой. Сегодняшний день на третьем месте по рекордам жары в ЮК: +35 в Принцес Рисборо.

Джиндже жарко: отросла ее шерстка после последней стрижки. Я решила опять постричь, нефиг ей маяться от жары. Добровольно и с явным удовольствием, а также с пониманием всего происходящего она подставляла под мои ножницы свой животик, жопку и ляжки — но потом глянула в зеркало и обиделась. Спряталась в “домик” на сильно потрепанном “кошачьем дереве”, который с год уж, наверное, не посещала: “дерево” было куплено и установлено в тот день, когда мы котят привезли, оно давно уже не соответствует их размерам, и не выкидывали мы его лишь из-за того, что в подвесной “люльке” до недавнего времени любил поспать Буся, целиком в ней, конечно, не умещался. Так как с месяц примерно даже Буся перестал ходить в “люльку”, мы собрались таки отвезли это “дерево” завтра на свалку вместе с моим старым креслом. А вот нате-ка: Джинджа, словно почувствовала, что ее хотят лишить “собственности”. Смешная такая…

Вообще я, пожалуй, напрасно, ей приписывала лишь красоту, а ум — только Бусе. Джинджа куда умнее, чем кажется. Она также киса с “привычками”: спать ложится, к примеру, сразу после того, как ложусь я, на коврик с моей стороны кровати. Когда выключаем свет, она запрыгивает на кровать — сперва в ноги, затем ко мне на грудь, требует, чтоб я ее гладила правой рукой, а на левой она мне сосет пальчик. Только на левой руке и обязательно безымянный. По утрам она после нашего завтрака точит когти, потягивается и начинает попискивать, голосок то-ооненький, как у мышки, и совсем не такой, как у Буси: это знак папе Гейбу, чтобы тот срочно шел за стол в своей комнате. Стоит ему в свое кресло сесть — Джинджа тут как тут — на стол запрыгивает, со стола на его грудь, мордочкой ему в шею тычется и мурлычет. С минуту сидит на груди у него, затем в спальню уходит — у нее утренний сон “по расписанию”.

К пятничному обеду (сибас с картошкой, фиш-энд-чипс домашнего приготовления) откупорили новозеландский совиньон-блан 2019-го. Вещь! (Хоть я к белому вообще-то не очень, почти все для меня на один вкус, но это… Бывают приятные неожиданности, еще приятнее тем, что в жару.)
( Collapse )

Вот такая неприятная оказия — ночью вдруг пропал нюх. “Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, вот и сон тебе про сырое мясо”, — подумала я, прежде чем заснуть, хотя не засыпала довольно долго. Потеря нюха — не новый симптом для меня (из-за полипов в носу — неоперабельных: маленьких и капризных), и хоть это и раньше непременно из колеи меня выбивало, сейчас — это страх ковидом заболеть, у которого, как известно, это один из симптомов. Этот шанс я все же отринула поутру, ибо нюх в слабой форме вернулся. Пропадал он, скорее всего, из-за перемены погоды или спрей-фликсоназе я опять как-то не так использовала, или в горизонтальном положении нюх и так притупляется, я лишь этого не замечаю, потому что в таком положении, как правило, сплю. Прочих симптомов, которых бы нынче следовало бояться, вроде не обнаружилось.

На два дня “дали” жару: подкрутил кое-кто кран в небесной котельной. Сегодня терпимо: плюс двадцать семь.

Пришла бандероль: ( Collapse )

Работала весь день, жарила рыбу-сибас на обед с картошкой. Гейб уходил купить овощей-зелени для салата, но принес лишь черешню. Хотела ему на гарнир подсыпать черешен к рыбе с картошкой, дабы знал, что один продукт другого не заменяет, да постеснялась.

Соседские дети Астон и Саммер-Виолет полдня висели в своем саду в гамаке, он скрипел на каких-то шарнирах, за которые, видно, привязан, и все это вызывало во мне бурю негатива. Так и побила бы нахрен детей, их гамак раскромсала бы садовыми ножницами и шарниры запихала бы в детские жопы.

Самое приятное на сегодняшний день ( Collapse )

День рождения мамы. Ей исполнилось бы 79. А я перебираю архив на переносном диске и затрудняюсь выбрать пару снимков по этому поводу. Ее фотографий так ничтожно мало… А еще она даже в своем увядании, отягощенном страшной болезнью, оставалась красивой женщиной, кто же эту красоту разглядит теперь? Лишь сама память…
( Collapse )

(Одно из последних ее фото. Самые последние я выставлять не хочу. Здесь она за год до своей кончины на утреннике у внука Илюши, 2001-й год.)

Дождь льет. Второй день не выходим на вечернюю прогулку. Обленились совсем.

Дневник - 25 июня, четверг

Второй день жары. Продолжаю купаться и загорать, не выходя за пределы своей территории. Благодаря всем этим процедурам, жару переношу лучше некуда, хвалю себя за изобретательность. Гейб тоже хвалит и все собирается сам в мой “бассейн” с головой нырнуть, тем более, он с жарой вообще не в ладах, весь такой вялый, но второй день этого не делает, уж не знаю почему — то ли в чудодействие окунаний не верит, то ли вялый настолько, что в облом даже лишний раз переодеться. Гейб такой Гейб, сам себе враг, как обычно.

Массы народу метнулись на пляжи — и там такое творится, о двух метрах дистанции никакой речи нет. Да что уж о двух метрах там говорить — на пляжи Борнмута (английской “ривьеры”) грянули полчища дикарей, целью которых был, как будто, не отдых в приятном месте с друзьями и семьями (не более шести человек в одной группе, согласно правительственным указаниям), а назло — и правительству, и стране, и людям, живущим неподалеку, и тем, кому тоже взбрело в голову на тот же пляж припереться, а также природе — загадить, замусорить, накидать окурков, остатков от барбекю, пластиковых пакетов, пустых бутылок, детских подгузников, женских (о, боже!) прокладок, засрать (в прямом смысле) — туалетов практически нет же нигде до сих пор, так ведь особо предприимчивые срали прямо на пляже, ну и ссали — куда же без этого.
( Collapse )

Пляж в Борнмуте (Фото из Guardian)

Сидела за компом, чертила диаграммы. Рядом Буся спал в своей “люльке”, хоть сам огромный такой — скоро “люлька” не выдержит, порвется, сломается, в прах разлетится. Иногда он просыпался и жмурился, такой нежный весь, выразительный… И снова я не удержалась, чтобы не сделать несколько фоток. Одну отправила, не разглядев, Лиде. Моментально последовала ее реакция: профессионально-настороженная: “У Фреда глаз красный! Срочно в больницу!” Пришлось извиняться, мол, это я, фотограф хреновый: у Буси в глазу шторка отсвечивает. Зато какое лицо! Вон Джинджа хоть и “классивая”, слов нет — у нее не бывает таких выражений.

Приготовила картошку и рыбу — филе трески, “фиш-энд-чипс” по-домашнему, пятница ведь, отобедали этим под бокальчик Шабли. Фотографию тарелки с бокалом отправила Злыдню-Среднему, чтоб позавидовал и сказал: “Уоу!” По случайному совпадению, он в этот самый момент находился на приеме у Лиды, привез свою кошку Рокси проверять на беременность. Рокси на сей раз не залетела, так что у Лиды в клинике ее и стерилизовали заодно.


( Collapse )

Решила сегодня в кои-то веки приготовить салат по рецепту своей бывшей коллеги — негритяночки Шерилин (заодно доказать себе лишний раз, что лично я уважаю все расы — и хорошие, и плохие). Салат затейлив по содержимому, но готовится просто: из чечевицы (уже готовой), красного лука, граната и кресса. Чечевицу можно слегка разогреть на сковороде вместе с черри-томатами, чесноком, имбирем и сухим чили - так получается интереснее. На заправку идет лимон, оливковое масло, французская горчица “Дижон”, немного свежей мяты. Подается с поджаренным сыром халуми. Весь салат получился, как надо, лишь с халуми вышла загвоздка — вернее, с чугунной сковородой, с ней у меня никак не складываются отношения. Сковорода тяжеленная и рельефная, на какой и положено такой сыр обжаривать, мне ее подарила когда-то Лида для стейков, потому что я жарила их на обычной сковороде, и хотя сами стейки на ней получались порой отменными (лишь бы мясо ведь было хорошее), мы с Лидой думали, что будут вообще зашибись, если сковорода будет “правильной”. А вот нет, не выходят на ней у меня стейки, как хотелось бы, и халуми не вышел сегодня. Пришлось “дожаривать” на обычной, в готовом виде сыр потерял внешний вид, но на вкус вышел вполне ничего себе. Салат очень сытный — никаких иных блюд на обед с ним не требовалось. Разлили остатки вчерашнего грузинского цвета плохой мочи сочного янтаря в бокалы для сидра — недостойно это вино высоких бокалов.


( Collapse )

Дети в школы вернулись в ЮК, по небу пошли первые следы от самолетов. Вернулось все плохое, что было хорошим в локдауне, а все плохое в нем так и осталось. Мне жалко природу, которую снова загадят сейчас и самолеты, и дети. Впрочем, не все из них в школы пошли: кого-то родители не отпустили, где-то школы приняли решение, что не готовы. У нас на Букингемщине вроде все дети вернулись в школы (а может, и нет, я не очень-то в теме), а в Кенте, где живут мои крестники-школьники, говорят, и мечтать не придется о школах, по меньшей мере, до сентября. Кое-кто из родителей возмущается (а может, и не из родителей, просто из тех людей, которым лишь дайте вволю повозмущаться), что заразят детей в школах, кто-то сравнил эту меру ослабления локдауна с тем, что сегодня в Шотландии, вместо открытия школ, открыли свалки: для Англии, типо, дети — это все равно что для Шотландии — мусор. Я глянула в интернете, закрыты ль у нас еще ближайшие свалки — выяснилось, что работают с девяти до шести, дистанционные меры везде введены там, так что, может, Шотландия насчет детей лишь перестраховывается?

Посмотрела я “Панораму” о положении коронавирусных дел в США — “богатейшей стране во всем мире”, — (как сказала ведущая, урожденная американка), — “стране, которая докатилась до самого страшного во всем мире числа жертв”. Ведущая посещала больницы, брала интервью у врачей, у жителей Бруклина, печально “прославившегося” наибольшим количеством умерших от ковида, в основном, среди чернокожего населения, — их было столько, что не хватало мест в моргах, трупы складировали в грузовиках, они разлагались и по всему Бруклину распространялся жуткий запах… А в Нью-Гэмпшире тем временем начинают работать парикмахерские и промтоварные магазины, жители клянутся в любви к Трампу и просят, чтобы он поскорее все сделал так, чтобы все вернулось к норме — не по-новому, а по-старому, а то сколько же можно зря сидеть в изоляции?

“Сколько понадобится, столько и буду сидеть!” — ответил на вопрос ведущей другой американец, который и до коронавируса жил изолированно, на несколько миль ни справа, ни слева соседей нет, живет он в большом доме вдвоем со старенькой мамой, и чтоб им друг от друга не заразиться, даже разделил комнату прозрачной перегородкой и маме еду подает в перчатках через окошечко. Пока вакцину не изобретут, то есть месяцев восемь этот человек и его мама будут сидеть в изоляции. Как только он журналистов в свой дом пустил, интересно…
( Collapse )

Павел Евгеньич “давненько не брал в руки шашек”: терпел-терпел — да вновь пошел косить на нашего брата Олега: дескать, тот вроде как прекратил все братские отношения с ним, сидит под каблуком у жены, а она стерва. Я взяла свои “шашки” в руки, да отрубала отругала как следует младшего брата. “Ты, — сказал Павел в ответ, — сестра, моя, лучшая, и любимая”. Сестер у него все же других нет, думаю (уж во всяком случае тех, что были б известны ему или мне), но любовь его мне, собственно, по барабану: я и сама-то себя не люблю, накой мне она от мужика, которого мало знаю, если к тому же он обидчив, уязвим, вечно жалуется на жизнь, антисемит, косноязычен и высокопарен, будь он мне хоть однояйцевым близнецом?
( Collapse )

В начале прошлого года я тут довольно активно постила свои мемуары, начиная с самого раннего детства – думала моего изначального заряда хватит надолго, чтобы писать их регулярно, и что за год я столько глав накатаю, что успею покрыть – если уж не всю жизнь, то по крайней мере, половину. Но получилось иначе (и как почти всегда у меня) – отвлекли прочие действия, времени не хватало на все. Но заряд не угас окончательно — и это главное. Предыдущий кусок рассказа о “первой любви” можно прочесть здесь. Либо можно читать все мемуары с начала, если кому-то захочется. Они сгруппированы под тегом Bird by Bird (это просто тег кстати, ни в коем случае не название “книги” – тем более, что вряд ли удастся мне когда-либо привести эти тексты к какому-нибудь логическому завершению, так что “книги” не будет, но какие-то моменты в более-менее хронологическом порядке продолжу по мере возможности).

Итак,
Первая любовь - продолжение

Новый учебный год во втором классе Галина Михайловна начала с того, что нас всех рассадила и тут же ушла в декрет. Сменила ее другая учительница, тоже весьма молодая — с нею с первого дня уже все было ясно: долго у нас не продержится. К своим восьми годам я научилась вдруг различать женщин перед декретом. Впрочем, может, и раньше еще знала, что именно их выдает внешне, и от чего оно происходит, но не придавала значения, либо верить совсем не желала в то, как рождаются дети, и в весь этот секс, тем более, что его вроде как не было в СССР, празднующем в тот самый год юбилейную дату.

Новую беременную звали Римма Нурхаметовна. Она красивыми крупными буквами написала свое имя на доске, чтобы его мы скопировали в дневники, произнесли за ней хором, а после уроков еще дома потренировались в произношении. И тем не менее, мало кому ее отчество удавалось: лучше всех, как ни странно, произносилось мною: “Димма Нудхаметовна”. На письме и вообще без ошибок: перфекционизм к именам собственным, нарицательным и вообще к словам начал вдруг пробуждаться, и хотя я страдала дефектами речи, а в придачу дислексией (в слабой форме), по письму и по чтению все же имела “5” в табеле за год. Большинство одноклассников как только ни переиначивали редкое отчество: и Нухаетовна, и Мурхамедовна, и Магометовна, и (уж кому совсем невмоготу) — Николаевна.


( Collapse )

Читать дальше